Что мешает евразийской интеграции?

О том, как происходит становление Евразийского экономического союза и что ждет это объединение в будущем, в интервью «Росбалту» рассуждает руководитель отдела экономики Института стран СНГ, д. э. н. Аза Мигранян

— ЕАЭС сегодня вызывает множество вопросов даже у первых лиц государств-членов, в него вошедших. Например, на прошлой неделе на заседании Высшего Евразийского экономического совета президент Белоруссии Александр Лукашенко сделал резкое замечание относительно того, что заявленные при формировании Союза цели до сих пор не достигнуты. В частности он посетовал, что не сократилось количество торговых ограничений. Почему за полтора года существования Союза не удалось добиться прогресса?

— Дело в том, что белорусская сторона изначально имела завышенные ожидания в отношении евразийской интеграции. Желание Лукашенко унифицировать стандарты и убрать любые возможности контроля соответствует потребностям экономики Белоруссии, находящейся в достаточно критическом состоянии. Среди всех членов Союза именно Белоруссия имеет наибольший уровень интеграции в экономики стран ЕАЭС и в виде экспорта, и в виде импорта. Взаимный оборот с партнерами по Союзу составляет около 50% от внешнеторгового оборота Белоруссии. Отсюда и ее заинтересованность в максимально полной интеграции и свободе перемещения товаров.

Но желание белорусской стороны наталкивается на интересы других государств. Уровень конкурентоспособности белорусских товаров по ценам до 2015 года был довольно высоким. Валютные колебания в корне изменили ситуацию. Конкурентоспособной, в частности, стала российская продукция в связи с падением курса рубля.

— Но разве в такой ситуации унификация стандартов и снижение торговых ограничений не выгодны и другим членам Союза - в первую очередь России?

— Снятие торговых ограничений происходит в рамках графика формирования отраслевых рынков. Что же касается снижения количества изъятий по единому таможенному тарифу ЕАЭС, то этот процесс зависит от национальных интересов каждой страны. А в условиях экономического спада заинтересованность в протекционизме растет, что абсолютно нормально.

— Тем не менее максимальное снятие торговых ограничений все же является одной из главных целей ЕАЭС?

— Конечно. Но такие вещи не происходят в течение короткого периода времени. На сегодняшний день уже утверждены Таможенный кодекс и тарифное регулирование, которые дают основание для свободного перемещения товаров. Постепенно идет становление институтов по техрегламентам. Только после их окончательного формирования можно будет говорить о создании свободной зоны товарных потоков на всей территории ЕАЭС.

— На ваш взгляд, когда это может произойти?

— Ориентировочно предполагалось, что это будет сделано поэтапно за 2016 и 2017 годы, в зависимости от принятия различных техрегламентов. На сегодня их одобрено около сорока. Это не такой быстрый процесс, потому что для каждой группы товаров нужна своя методика сертификации. Требования по соблюдению качества продукции не готова отменить ни одна из стран-участниц. Поэтому говорить о том, что будет общий или единый рынок по всем группам товаров, пока преждевременно.

— Еще одна проблема — снижение торгового оборота внутри ЕАЭС. Хотя, по идее, ожидался как раз противоположный результат. Как это можно объяснить?

— В первую очередь, снижение торгового оборота объясняется глобальными причинами. Происходит сокращение объемов торговли во всем мире. Свою роль сыграло и резкое падение цен на энергоносители. Ведь мы же все понимаем, что большую часть торгового оборота между странами ЕАЭС, особенно со стороны России и Казахстана, составляют минеральные ресурсы.

Также достаточно активно включился конкурентный механизм на фоне падения рубля. Товары из остальных стран Союза эту конкуренцию часто не выдерживают, причем не только на российском рынке, но и на рынках других стран ЕАЭС. Для Белоруссии такая ситуация оказалась особенно непривычной.

— Что может простимулировать рост товарооборота внутри ЕАЭС в нынешней экономической ситуации?

— Необходимо усиление производственной кооперации, которая будет стимулировать как развитие экономики, так и рост объемов внутрифирменного торгового обмена. Ну и, разумеется, нужно добиваться снижения барьеров торгового администрирования, особенно в области технического регулирования, а также ускоренной выработки единой или хотя бы согласованной торговой, промышленной и финансовой политики.

— На саммите в Астане зашла речь о зоне свободной торговли (ЗСТ) между ЕАЭС и АСЕАН. Можно ли ожидать, что ЕАЭС удастся наладить эффективную работу с другими интеграционными объединениями, пока Союз переживает период становления?

— Это, скорее, долгосрочная цель. В среднесрочной перспективе будет сближение ЕАЭС с отдельными странами АСЕАН, как это происходит, например, с Вьетнамом. Но здесь важно понимать, что о создании полноценной ЗСТ речь не идет. Имеется в виду сотрудничество либо отдельным отраслям, либо по отдельным товарам или даже по каким-то конкретным проектам. Все-таки уровень взаимопроникновения наших экономик не очень-то высок. И на мой взгляд, основной акцент будет делаться не на торговле, а на производственной кооперации.

— Александр Лукашенко также предложил выработать общую политику ЕАЭС в условиях санкций. Это возможно? Пока общего знаменателя в позициях пяти государств по этому вопросу не просматривается…

— Какой-то единой политики по таким вопросам соглашение о ЕАЭС не предусматривает. А вот координация и компромисс, конечно, необходимы. Переговоры по этому поводу ведутся. Пока что — предметно по каждому виду деятельности, вплоть до отдельных видов товаров.

— Почему так медленно?

— Причина в том, что на сегодняшний день в ЕАЭС происходит формирование институциональной среды и механизмов, с помощью которых мы можем согласовывать позиции по таким вопросам. Сейчас же, чтобы достичь хоть какого-то консенсуса, приходится всякий раз договариваться на уровне высших органов власти. И пока у нас не будут сформированы и не начнут работать все институты, координирующие взаимодействие на уровне исполнителей, к сожалению, такая координация будет достаточно сложной и не очень быстрой.

— По-вашему, когда эти институты и механизмы могут заработать?

— Ориентиром является конец 2017 года. Правовая база уже сформирована. К сожалению, этот этап наложился на сложный экономический период, что и создает ощущение неэффективности и бесперспективности ЕАЭС. На самом деле это нормальный режим развития интеграционного проекта.

— Насколько процесс тормозят политические разногласия между лидерами ЕАЭС? Их ведь накопилось очень много. Например, между Арменией и Казахстаном с Белоруссией, фактически поддержавших в последнем карабахском кризисе Азербайджан, возникло достаточно серьезное напряжение…

— Пока эти разногласия проявляются в большей степени на эмоциональном уровне. Они создают соответствующий имиджевый фон и отношение населения.

— Но ведь это очень многое значит…

— Без сомнения. Например, Казахстан не раз подчеркивал, что ЕАЭС — это сугубо экономический проект. Поэтому в Астане считают, что разночтения в политике никак не должны отражаться на экономике. Но такое абстрагирование, конечно, возможно только условно. Пока экономические связи между Арменией, Казахстаном и Белоруссией не слишком прочны, эти разногласия остаются на уровне дискуссии. А в перспективе, при условии взаимной конвергенции экономик, политические разногласия будут сказываться гораздо сильнее, если не будут устранены.

— В самом начале беседы вы сказали, что у Белоруссии были изначально завышенные ожидания в отношении евразийской интеграции. А что тогда на данном этапе стоит ждать от ЕАЭС?

— В идеале в качестве цели по достижению интеграционного единства можно рассматривать ЕС, где идет общее регулирование всех экономических процессов, начиная от социальных и заканчивая валютными. Но эта цель далекая. На сегодняшний день пятерка ЕАЭС не имеет достаточно развитых экономик, которые позволили бы объединяться на столь высоком уровне. Поэтому движение должно быть поэтапным, чтобы скорость не вредила качеству. Гораздо важнее не спешить, чтобы потом не приходилось возвращаться и все переделывать.